- Ты меня звал, Чарльз?
- Чья это карета только что отъехала от нашего дома?
- Ты вставал? - воскликнула она, погрозив пальцем. - Ну что поделаешь с этим негодником! Разве можно быть таким неосмотрительным? Что я скажу, когда придет сэр Уильям? Ты же знаешь, что он отказывается лечить, если больной не следует его предписаниям.
- На этот раз сам больной готов отказаться от него, - раздраженно возразил министр. - Но я жду, Клара, что ты ответишь на мой вопрос.
- Карета? Должно быть, лорда Артура Сибторна.
- Я видел герб на дверце, - проворчал больной.
Его супруга выпрямилась и посмотрела на него широко раскрытыми голубыми глазами.
- Зачем тогда спрашивать, Чарльз? Можно подумать, что ты ставишь мне ловушку. Неужели ты думаешь, что я стала бы обманывать тебя? Ты не принял свои порошки!
- Ради Бога, оставь порошки в покое! Я удивлен визитом сэра Артура, потому и спросил. Мне казалось, Клара, что я достаточно ясно выразил свое к этому отношение. Кто его принимал?
- Я. То есть мы с Идой.
- Я не хочу, чтобы он встречался с Идой. Мне это не нравится. Дело и так зашло далеко.
Леди Чарльз присела на скамеечку с бархатным верхом, изящно нагнувшись, взяла руку мужа и ласково похлопала по ней.
- Ну, раз уж ты заговорил об этом, Чарльз... - начала она. - Да, дело зашло далеко, так далеко, что назад не воротишь, хотя я - даю слово - ни о чем не подозревала. Наверное, тут виновата я, да, конечно, прежде всего виновата я... Но все произошло так внезапно. Самый конец сезона да еще неделя в гостях у семьи лорда Доннитор-на - вот и все! Право же, Чарльз, она так любит его! Подумай, она ведь наша единственная дочь - не надо мешать ее счастью!
- Ну-ну! - нетерпеливо прервал министр, стукнув по ручке кресла. - Это уж слишком! Честное слово, Клара. Ида доставляет мне больше хлопот, чем все мои служебные обязанности, чем все дела нашей великой империи.
- Но она у нас единственная.
- Тем более незачем мезальянс.
- Мезальянс? Что ты говоришь, Чарльз? Лорд Артур Сибторн - сын герцога Тавистокского, его предки правили в Союзе семи. А Дебрет ведет его родословную от самого Моркара, графа Нортумберлендского.
Министр пожал плечами.
- Лорд Артур - четвертый сын самого что ни на есть захудалого герцога в Англии. У него нет ни профессии, ни перспектив.
- Ты мог бы обеспечить ему и то, и другое.
- Мне он не нравится. Кроме того, я не признаю связей.
- Но подумай об Иде. Ты же знаешь, какое слабенькое у нее здоровье. Она всей душой привязалась к нему. Ты не настолько жесток, чтобы разлучить их, Чарльз, правда ведь?
В дверь постучали, Леди Чарльз встала и распахнула дверь.
- Что случилось, Томас?
- Прошу прощения, госпожа, приехал премьер-министр.
- Попроси его подняться сюда, Томас... Чарльз, не вздумай волноваться из-за служебных дел. Держи себя спокойно и рассудительно, будь умницей. Я вполне полагаюсь на тебя.
Она накинула на плечи больному легкую шаль и выскользнула в спальню как раз в тот момент, когда в дверях, сопровождаемый слугой, показался премьер-министр.
- Дорогой Чарльз, я надеюсь, вам уже лучше, - произнес он сердечным тоном, входя в комнату с той юношеской порывистостью, какой он славился: Почти готов снова в упряжку, а? Вас очень не хватает и в парламенте, и в кабинете. Знаете, из-за этого греческого вопроса разыгралась целая буря. Видели, "Таймc" сегодня разразилась?
- Да, я прочитал, - сказал министр, улыбаясь своему патрону. - Что ж, пора сказать, что страна пока еще не целиком управляется с Принтинг-Хаус-сквер. Мы должны твердо держаться твоего курса.
- Конечно, Чарльз, именно так, - подтвердил премьер-министр, не вынимая рук из карманов.
- Хорошо, что вы зашли. Мне не терпится узнать, что делается в кабинете.
- Ничего особенного, рутина. Между прочим, наконец вызволили туристов, которые застряли в Македонии.
- Слава Богу!
- Мы отложили прочие дела до вашего прихода на следующей неделе. Правда, пора уже думать о роспуске парламента. Отчеты с мест спокойные.
Министр иностранных дел нетерпеливо заерзал и тяжело вздохнул.
- Нам давно пора навести порядок в области наших внешнеполитических дел, - сказал он. - Нужно вот ответить Новикову на его ноту. Умно составлена, но есть шаткие аргументы. Затем я хочу определить, наконец, границу с Афганистаном. Эта болезнь действует мне на нервы. Столько нужно делать, а голова как в тумане. Не знаю, то ли от подагры, то ли от этого снадобья из безвременника.
- А что говорит наш медицинский самодержец? - улыбнулся премьер-министр. - У вас, Чарльз, нет к нему должного почтения. Впрочем, даже с епископом легче разговаривать. Он хоть выслушает тебя. Врач же со своими стетоскопами и термометрами - существо особенное. Твои познания для него не существуют. Он выше всех и спокоен, как олимпиец. Кроме того, у него всегда перед тобой преимущество. Он здоров, а ты болен. Так что тягаться с ним невозможно... Между прочим, вы прочитали Ханеманна? Что вы о нем думаете?
Больной слишком хорошо знал своего высокопоставленного коллегу и потому не хотел следовать за ним по окольным тропкам тех областей знаний, где тот любил побродить время от времени. Его острый и практический ум не мог примириться с тем, сколько энергии тратится на бесплодные споры о раннем христианстве или о двадцати семи принципах месмеризма. Поэтому, едва тот затевал разговор на эти темы, он старался, ускорив шаг и отвернув лицо, прошмыгнуть мимо.
- Я успел только мельком посмотреть, - ответил он. - А в министерстве какие новости?
- Ах, да, чуть было не забыл! Я собственно, и за этим тоже решил зайти. Сэр Олджернон Джоунз в Танжере подал в отставку. Открылась вакансия.